- Специальный корреспондент
История Древней Греции хранит немало замечательных легенд, в которых порой есть интересные решения и для современных проблем. Например, как написать законы, которые невозможно изменить (ну почти). Хотите, как в Греции? Тогда вот вам рецепт от Залевка Локрийского: надо всего лишь взять веревку и…
Из дошедших до нас показаний очевидцев известно, что жизнь обычного люда в Древней Греции была совсем не сахар и не мёд. Горькая житуха закономерно провоцировала переселения обычных граждан из Греции куда подальше в поисках лучшей жизни. Именно так случилось с жителями Локриды, которые между VIII и VII вв. до н.э. массово съехали в Италию и основали там колонию - Локры Эпизефирские.
Со слов Аристотеля, эти «потомки беглых рабов и разбойников, воров и прелюбодеев... всегда жили вне законов, потому, что их не имели, а если была в них нужда, следовали чужим, принесенным извне». Ну то есть, нормальная, социально-активная часть греческого населения из низших слоев. Приехав на место, начали обустраиваться и через каких-то полвека сильно озадачились проблемой: место новое, люди все свои, аристократов нет, местные авторитеты уважаемы, а жизнь лучше не стала.
Тут следует сделать небольшое разъяснение. В стародавние времена греки жили по традициям, данным им богами. Нарушителей и осквернителей ждал «разбор полетов» в подземном царстве Аида, где три наследника Зевса – Минос, Радаманф и Эак – спрашивали с теней за умерших: кто по жизни был? под кем ходил? че мутил? Тех кто жил правильно, отправляли в Элизиум, страну «вечной радости и покоя», тех кто облажался – на Поле Вечных Мук. Вот, собственно, и все правила, которым новые итальянские колонисты следовали. Ясно, что для устройства нормальной, тем более лучшей жизни этого недостаточно. Некоторые традиции, правила и обычаи, конечно, существовали, но только в устной форме в виде рассказов уважаемых греков. То есть, по методу испорченного телефона на протяжении нескольких столетий. Остается только фантазировать, насколько менялись эти рассказы в пределах даже пары поколений.
В нашем случае положение колонистов усугублялось еще и совершенно разнородным составом, когда каждый рассказывал свои традиции, сообразно месту своего рождения и пониманию жизни. Поэтому попытки просто все это записать предсказуемо потерпели фиаско: рассказанных по памяти законов было явно больше, чем пишущих принадлежностей, и в какой-то момент папирус кончился, а законы нет. И то, что записали, вообще никуда не годилось. Поскольку компактное полисное проживание позволяло обсудить проблему коллективно, за пару дней и почти без мордобоя собравшиеся на площади города активисты сообща пришли к несложному выводу: это все потому, что у нас нет правильных и хороших законов, а те, что есть, никуда не годятся.
Итак, коллективный разум признал, что бардак нормативно-правового регулирования требует срочной формализации в виде простых, хороших и всем понятных законов, з а п и с а н н ы х на чем-нибудь, чтобы не забыть и не потерялось. Но кто их напишет? Явно надо спросить совета там, где точно должны знать. Поскольку Олимп далеко и ему пофиг на проблемы провинциального полиса, да и очередь к Зевсу, примерно в середине VII в. до н.э. локрийцы отправляют полномочную делегацию к Дельфийскому оракулу, с очень непростым вопросом «Что теперь делать-то?». Почти бесплатно этот древнегреческий Google ответил: «Скажите Залевку, мудрейшему из всех; слушайте его!»
«Окей, гугл» ответили делегаты, вернулись в Локры Эпизефирские, нашли Залевка и поставили перед фактом. Наш герой был не просто сам себе грек, а уважаемый, умный и образованный гражданин, судя по всему с немалым опытом переговоров – фесмофет (почему они не пришли к нему раньше, история умалчивает).
В 664 году до н.э. все было готово и Залевк на собрании лучших граждан Локриды огласил свое сочинение. Законы оказались настолько понятными, простыми и справедливыми для всех, что все с удивлением спросили автора, как ему удалось такое сложное и очень ответственное дело. Залевк ответил: «Приснилось».
На картинке наш герой - Zaleucus
В целом законы были достаточно суровыми, но народ это устраивало, потому что теперь все было понятно, что к чему, кто кому что должен или нет, где у кого права и обязанности, кому, как, кого и за что судить. Например, если до законов Залевка судили как придется и приговоры лепили от балды, то теперь все причастные к процессу подчинялись понятным правилам, когда конкретному преступлению назначалась заранее известная мера наказания. Такой подход имел и профилактический эффект, поскольку каждый заранее знал, сколько «стоит» по закону тот или иной косяк.
Главной фишкой юридической техники принятых законов были правила их изменения. Залевк написал, что следует считать «преступником всякого, кто вмешается в самые идеальные и самые справедливые законы Залевка». А чтобы исключить вмешательство, в закон занесли такие нормы:
Примерно через сто с небольшим лет чарующий аромат процветания локрийцев привлек внимание соседей. Из сицилийского полиса Катана пришел некий гражданин Харонд, с вопросом:
- А вот! - и показали ему свод законов Залевка.
- Умно! – ответил Харонд и пошел обратно, чтобы написать такой же, только лучше.
Харонд
В период между VI и V веками до н. э. в Катане и прочих халкидских колониях вышел сборник законов под авторством Харонда, банально сплагиаченный у локрийцев, но все же имевший некоторые улучшения под местные сицилийские реалии.
Например, у Залевка: «Если кто кому выколет глаз, то сам должен лишиться глаза». Харонд добавил: «... а если выколет одноглазому, то должен лишиться обоих»
Залевк установил: «Кто не имел детей и развелся, тому дозволяется взять новую жену». Харонд добавил: «…но не моложе прежней».
Если у Залевка: «Кто в первом браке сумел быть счастлив, тот не портит себе счастья; кто не сумел, тот не повторит несчастья», - то поправки Харонда не разрешали второй брак, если от первого оставались дети.
И напоследок байка о том, как собственные законы убили их автора.
Однажды Харонд возвращался с дачи и заехал на городское собрание, но в спешке и по запаре забыл снять с пояса меч. Являться и присутствовать с оружием там строго запрещалось законом, на что ему и указали собравшиеся:
Такой подход к обязательности законов позднее очень поравился древним римлянам и был выражен в известной максиме:
Dura lex, sed lex.
Из дошедших до нас показаний очевидцев известно, что жизнь обычного люда в Древней Греции была совсем не сахар и не мёд. Горькая житуха закономерно провоцировала переселения обычных граждан из Греции куда подальше в поисках лучшей жизни. Именно так случилось с жителями Локриды, которые между VIII и VII вв. до н.э. массово съехали в Италию и основали там колонию - Локры Эпизефирские.
Со слов Аристотеля, эти «потомки беглых рабов и разбойников, воров и прелюбодеев... всегда жили вне законов, потому, что их не имели, а если была в них нужда, следовали чужим, принесенным извне». Ну то есть, нормальная, социально-активная часть греческого населения из низших слоев. Приехав на место, начали обустраиваться и через каких-то полвека сильно озадачились проблемой: место новое, люди все свои, аристократов нет, местные авторитеты уважаемы, а жизнь лучше не стала.
Тут следует сделать небольшое разъяснение. В стародавние времена греки жили по традициям, данным им богами. Нарушителей и осквернителей ждал «разбор полетов» в подземном царстве Аида, где три наследника Зевса – Минос, Радаманф и Эак – спрашивали с теней за умерших: кто по жизни был? под кем ходил? че мутил? Тех кто жил правильно, отправляли в Элизиум, страну «вечной радости и покоя», тех кто облажался – на Поле Вечных Мук. Вот, собственно, и все правила, которым новые итальянские колонисты следовали. Ясно, что для устройства нормальной, тем более лучшей жизни этого недостаточно. Некоторые традиции, правила и обычаи, конечно, существовали, но только в устной форме в виде рассказов уважаемых греков. То есть, по методу испорченного телефона на протяжении нескольких столетий. Остается только фантазировать, насколько менялись эти рассказы в пределах даже пары поколений.
В нашем случае положение колонистов усугублялось еще и совершенно разнородным составом, когда каждый рассказывал свои традиции, сообразно месту своего рождения и пониманию жизни. Поэтому попытки просто все это записать предсказуемо потерпели фиаско: рассказанных по памяти законов было явно больше, чем пишущих принадлежностей, и в какой-то момент папирус кончился, а законы нет. И то, что записали, вообще никуда не годилось. Поскольку компактное полисное проживание позволяло обсудить проблему коллективно, за пару дней и почти без мордобоя собравшиеся на площади города активисты сообща пришли к несложному выводу: это все потому, что у нас нет правильных и хороших законов, а те, что есть, никуда не годятся.
Итак, коллективный разум признал, что бардак нормативно-правового регулирования требует срочной формализации в виде простых, хороших и всем понятных законов, з а п и с а н н ы х на чем-нибудь, чтобы не забыть и не потерялось. Но кто их напишет? Явно надо спросить совета там, где точно должны знать. Поскольку Олимп далеко и ему пофиг на проблемы провинциального полиса, да и очередь к Зевсу, примерно в середине VII в. до н.э. локрийцы отправляют полномочную делегацию к Дельфийскому оракулу, с очень непростым вопросом «Что теперь делать-то?». Почти бесплатно этот древнегреческий Google ответил: «Скажите Залевку, мудрейшему из всех; слушайте его!»
«Окей, гугл» ответили делегаты, вернулись в Локры Эпизефирские, нашли Залевка и поставили перед фактом. Наш герой был не просто сам себе грек, а уважаемый, умный и образованный гражданин, судя по всему с немалым опытом переговоров – фесмофет (почему они не пришли к нему раньше, история умалчивает).
Локрийцы забожились традиционным греческим «падлой буду, шоб мне Зевса не видать!» и сели ждать законов.
В 664 году до н.э. все было готово и Залевк на собрании лучших граждан Локриды огласил свое сочинение. Законы оказались настолько понятными, простыми и справедливыми для всех, что все с удивлением спросили автора, как ему удалось такое сложное и очень ответственное дело. Залевк ответил: «Приснилось».
На картинке наш герой - Zaleucus
В целом законы были достаточно суровыми, но народ это устраивало, потому что теперь все было понятно, что к чему, кто кому что должен или нет, где у кого права и обязанности, кому, как, кого и за что судить. Например, если до законов Залевка судили как придется и приговоры лепили от балды, то теперь все причастные к процессу подчинялись понятным правилам, когда конкретному преступлению назначалась заранее известная мера наказания. Такой подход имел и профилактический эффект, поскольку каждый заранее знал, сколько «стоит» по закону тот или иной косяк.
Главной фишкой юридической техники принятых законов были правила их изменения. Залевк написал, что следует считать «преступником всякого, кто вмешается в самые идеальные и самые справедливые законы Залевка». А чтобы исключить вмешательство, в закон занесли такие нормы:
За почти 300 лет применения свода Залевка в него не было добавлено ни одного изменения. No comments.
Примерно через сто с небольшим лет чарующий аромат процветания локрийцев привлек внимание соседей. Из сицилийского полиса Катана пришел некий гражданин Харонд, с вопросом:
На что локрийцы ответили:
- А вот! - и показали ему свод законов Залевка.
- Умно! – ответил Харонд и пошел обратно, чтобы написать такой же, только лучше.
Харонд
В период между VI и V веками до н. э. в Катане и прочих халкидских колониях вышел сборник законов под авторством Харонда, банально сплагиаченный у локрийцев, но все же имевший некоторые улучшения под местные сицилийские реалии.
Например, у Залевка: «Если кто кому выколет глаз, то сам должен лишиться глаза». Харонд добавил: «... а если выколет одноглазому, то должен лишиться обоих»
Залевк установил: «Кто не имел детей и развелся, тому дозволяется взять новую жену». Харонд добавил: «…но не моложе прежней».
Если у Залевка: «Кто в первом браке сумел быть счастлив, тот не портит себе счастья; кто не сумел, тот не повторит несчастья», - то поправки Харонда не разрешали второй брак, если от первого оставались дети.
И напоследок байка о том, как собственные законы убили их автора.
Однажды Харонд возвращался с дачи и заехал на городское собрание, но в спешке и по запаре забыл снять с пояса меч. Являться и присутствовать с оружием там строго запрещалось законом, на что ему и указали собравшиеся:
Но Харонд ответил с достоинством:
После чего совершил сеппуку по-гречески – пронзил себе грудь мечом.
Такой подход к обязательности законов позднее очень поравился древним римлянам и был выражен в известной максиме:
Dura lex, sed lex.
